ortivika

Попытка Реквиема

Вступление

Проснулась. В час, когда субботний свет был создан, и мерцал неявно.  Звучал. Хореем или ямбом? Но - всё одно - названья нет. Проснулась. Свет прогрел глаза. Он голос подарил и тело. И я заговорила. Неумело. Но - всё-таки - сумела рассказать. Про то, что - Ты. Про то, что - для Тебя. Что - о Тебе. И что -  Тобой Единым... 

 И даже в час, когда иным водима. И даже в час, когда темно везде.

* * *

Ты – запах осени. Точнее, сентября.

Кленовый запах тлеющей охапки.

На лоб упала тень червонной прядки,

и взор покорным стал, а был упрям.

Ты – зимний запах. Видимо, январь.

Там старый Новый, жёлтые иголки

и статуя на старой книжной полке,

а рядом с ней – подарочный янтарь.

Ты – запах вёсен. Верно не одной.

Мимоза перемешана с духами.

Счастливый бомж божится и бухает.

А мир лучится заодно со мной.

Ты – запах лета. Сто чудесных лет

я проживу. Я счастлива. Пока что.

Ну а потом Ты грянешь и покажешь

дорогу в край, где будет только Свет.

***

В тот час ночной, когда густая мгла

обволокла и голос мой, и тело,

я с ветром разговаривать могла,

а с нею разговаривать не смела.

Ночная мгла лучилась и лилась

и этой мглы изменчивая вязь,

была подобна ласковой вселенной.

Я приняла её: из тени пенной

я – первым вздохом мира – родилась.

Мне было хорошо в той мгле ночной,

меня не видел друг и враг не видел,

невидима ни боли, ни обиде –

лишь я одна – наедине со мной.

Но пробил час. Ушла ночная мгла.

А я осталась – бренная, немая,

о том, что разговаривать могла

не зная, но слегка припоминая.

***

ПЕСНЬ КЕРУВА

Он говорил а голос твой звенит.

Он говорил – на космос ты похожа.

Речей его сладчайшая ваниль…

О, тишина молчания его же.

    Я сторожу, глупыха-сторожиха,

хожу, укутавшись в тулуп,

но

прокрадётся горе-лихо,

оно – неглупо.

Моё лицо – полуночное лико,

глаза мои – темнее Тьмы кромешной,

Я не уйду, глупыха-сторожиха,

когда  задремлет птица-пересмешник.

     Да и куда…  окутан шар земной

такою мглой, такою ночью вечной,

что ни свечи не будет, ни предтечи

для вечной, ставшей дщерью человечьей.

И что ему – от бытия со мной?

Я не сумею (проще и верней)

стоять и караулить у дверей,

не пропуская злое горе-лихо.

Мои глаза – кромешной Тьмы темней.

Лицо моё – полуночное лико.

Я вечности раскидывала невод,

не воду обнимала им, а – небо,

и в неводе покоился зенит.

Я за Пределы вышла вместе с Евой

и оттого-то голос мой звенит…

Я остаюсь… мне надо сторожить,

играя роль усталой сторожихи,

покуда – тут – играют солнца блики,

покуда вьётся и не рвётся нить.

ПЕСНЬ ХЕРУВА

"И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского Херувима

и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни." (БЫТИЕ 3-24)

1

Он говорил, что голос мой звенит.

Он говорил, что на Лилит похожа.

Речей его сладчайшая ваниль…

О, тишина молчания его же.

2

- Ты сторожи, глупыха-сторожиха,

ходи, укутавшись в тулуп,

но

прокрадётся горе-лихо,

оно – неглупо.

Твоё лицо – полуночное лико,

глаза твои – темнее Тьмы кромешной,

давай уйдём, глупыха-сторожиха,

покуда дремлет птица-пересмешник.

3

- Куда уйти, окутан шар земной

такою мглой, такою ночью вечной,

что ни свечи не будет, ни предтечи

для вечной, ставшей дщерью человечьей.

И что тебе – от Бытия со мной?

Я не сумею, женщиной твоей,

стоять и караулить у дверей,

не пропуская злое горе-лихо.

Мои глаза – кромешной Тьмы темней.

Лицо моё – полуночное лико.

Я вечности раскидывала невод,

не воду обнимала им, а – небо,

и в неводе покоился зенит.

Я за Пределы вышла вместе с Евой

и оттого-то голос мой звенит…

Я остаюсь… мне надо сторожить,

играя роль усталой сторожихи,

покуда – тут – играют солнца блики,

покуда вьётся и не рвётся нить.